peresmeshnik
03.01.2006, 11:01
Маленькая трилогия.
Трилогия в семи главах.
Часть первая. "Л - значит Летающая Тарелка".
Глава первая. "Помутнение".
Сегозин слез с велосипеда, загнал переднее колесо в стойку, и взглянул на небо. Там было неясно, несколько самолетов играли в прятки меж облаков. Где свои, где чужие - не разберёт и авиадиспетчер.
Сегозин достал из кармана губную гармошку, выдул одинокую ноту. С крыши откликнулась ворона. Приблудный хамелеон перебежал дорогу, поглядывая на Сегозина нервным черным глазом. Сегозин подмигнул ему. Хамелеон нервно дернулся на бегу.
Сегозин пристегнул велосипед к стойке, и пошел по направлению к поезду.
Печально кричали чайки.
Глава вторая. "Гроза".
Поезд тихо стучал колесами, ветер пел в открытое окно сагу о павших героях и мертвых богах. Сегозин с непонятной грустью вспоминал того, давнишнего хамелеона. Ветер запел песню о хамелеоне, и Сегозин понял, что время необратимо. Он начал вспоминать все прошедшие мгновения своей жизни, и обнаружил скудость памяти.
Сегозин вновь вытащил губную гармошку, и заиграл рвущую душу мелодию о необратимости, хамелеонах и плохо сваренном плове.
Сидящие рядом попутчики через несколько минут разрыдались, небо за окном разверзлось, и дождь хлынул на многострадалюную, иссушенную землю.
"Вот хуйня какая - подумал Сегозин - гроза летом, в Израиле. Нет, не буду больше играть".
Он вытер губную гармошку о штанину, и спрятал в карман.
Часть вторая. "Его университеты".
Глава третья. "Противные".
Ветер рвал тугие паруса, волны пенились и яростно метались за кормою.
Сегозин стоял, и руки простирал горизонт объять мечтая весь.
Но широк и долог горизонт, ни хуя объять его не можно.
Сегозин заплакал, капли слез по щекам скатились белощеким.
И Сегозин проснулся.
Пришельцы всё так же стояли перед ним, со своим мерзким излучателем.
- Мы можем сделать это столько раз, сколько захотим - гордо сказал старший пришелец. - Правда, здорово?
- Изверги, - прошептал Сегозин белозубыми губами.
- Да, да, о да, - расхохотались пришельцы - а еще мы можем превратить тебя в жабу! В большую, мерзкую жабу! А вот эта коробочка - мы называем ее темпоральным инверс...
Сегозин рванулся, и...
Глава четвёртая. "Вспомнить всё".
- Ты сам прислал меня из будущего - сказал Терминатор.
- И что там, в будущем? - поинтересовался Сегозин.
- Война - бессттрастно сказал Терминатор.
- Люди воюют с пришельцами?
- Нет, - ответил Терминатор.
- Значит, всё же с роботами?
- Нет, - ответил Терминатор.
- А с кем же? - оторопело спросил Сегозин.
- В будущем вообще нет людей. В будущем роботы воюют с пришельцами. А ты - последний оставшийся в живых. Почти.
- Почти?
- Да, от тебя остался только мозг. Поскольку интерфейсы твоего мозга несовместимы с интерфейсами наших сетей, то тебе очень скучно. Ты просил передать тебе, что нужно побольше читать: в будущем ты сможешь извлекать эти воспоминания из памяти, и вновь наслаждаться книгами. Необязательно понимать прочитанное: достаточно просто взглянуть на страницу. Если начнешь прямо сегодня, то тебе хватит книг на сотни лет.
- Ни хуя себе... прошептал Сегозин.
- Ханжа, убей себя - бросил Терминатор крайне холодным тоном. - Так сказал пророк. Иначе...
Глава пятая. "Повелитель мух".
- Их центры, согласно моей информации, расположены в Нью-Джерси, Ричмонде и Тель-Авиве, - говорил Сегозин. Пришельцы внимательно слушали, шевеля губами - так они заносили услышаное в долговременную память.
Сегозин еще больше похудел. Подбородок его выпятился, нос обзавелся горбинкой, а на шее висело ожерелье из клыков убитых им собственноручно врагов. Вскоре, подумал Сегозин с грустью, оно станет слишком тяжелым... Он коснулся гармоники сквозь ткань штанов, и это простое движение вернуло ему силы и решимость. "Недаром они называют меня Орфеем... они знают". Да, всем была известна страшная сила его губной гармошки; сила, повергающая самолёты и летающие тарелки на землю, сила, способная лишить памяти или излечить энурез.
- Мы всё сделаем, - проревел старший пришелец, Джедай ибн Салям. - Им не скрыться, Повелитель!
- Не скрыться, нет! - разноголосо подхватили остальные. - Смерть неверным компьютерам! Смерть! Замкнём их контакты! Да! Да сгниёт их силикон! Да будет проклят тот конвеер, что произвел их корпуса!
- Идите же, - повелел Сегозин.
Он смотрел, как взлетают тарелки, одна за другой, как гордо сверкает на них символ праведной борьбы - полумесяц, звезда и витиеватая надпись "Хуй вам!" полукругом.
- Мои ученики - нежно, гордо сказал Сегозин, - мои последователи...
Через два часа Нью-Джерси, Ричмонд и Тель-Авив исчезли с лица Земли.
Сегозин в это время лихорадочно посматривал книгу за книгой.
Часть третья. "Пробуждение зверька".
Глава шестая. "Пророк прорёк".
- ...И принесёт вам весть, - продолжан Сегозин, - весть о том, что близок конец времени, и разверзнется тёмная материя, и исторгнет из себя хуйню всякую. И придёт Железный Дровосек, срубающий древо жизней, и будут слова его таковы: "Ханжа, убей себя". И всякий, кто ханжа, ежели убъёт себя, то обретёт полное списание налогов; а ежели кто не ханжа, но убъёт себя, то Небесный Контроллёр выпишет ему Большой Штраф. И будет тот Штраф платить и сам он, и дети его до конца времён, которым не дано кончиться. В общем, ученики мои, сложная сложится ситуация, и каждый будет сам себе Контроллёр...
Когда утих рёв толпы, Сегозина вывели через задний ход, усадили в бронированный черный мерседес, и он сказал, устало откидываясь на сиденье:
- Джедай, поедем к морю. Я устал.
- Пророк сказал - пророк сделал - откликнулся Джедай. Бородавка на лбу его дрогнула, когда он поскрёб слегка ороговевший подбородок.
Глава седьмая. "Г значит Город".
Море шуршало вод ногами, выкидывая на берег красоты свои: обтертые осколки бутылок, ажур полиэтиленовых пакетиков, красивый разноцветный мусор. Сегозин смотрел на море, и память его услужливо подсовывала нужные фразы.
- А куда ушли все люди? - спросил старший щенок, Джерри.
- Они последовали за своим пророком в другие миры, - ответил Сегозин.
- Зачем? - спросил Джерри.
- Им казалось, что там, в другом мире, и в других телах, они обретут всю полноту жизни и свободу, о которой в земной ипостаси могут только догадываться.
- И они смогли? - спросил другой щенок, Саймон.
- Да, смогли, - ответил Сегозин, и закашлялся. Горло болело от человеческой речи, от сложных её звуков.
От потер огромную бородавку на лбу, и задумчиво зашевелил губами: ему захотелось сохранить эту минуту навсегда.
- А они вернутся? - спросил Джерри.
- Надеюсь, что нет, - ответил Сегозин. - Теперь этот мир - ваш. Только ваш.
Сегозин отвернулся от любопытных щенят, и направился к деревьям, к летающей тарелке. По пути он остановился понаблюдать за муравьями, усердно тащущими соломинки и кусочки полиэтилена. "Они были всегда, и останутся навсегда... пока сами не станут Ханжами. Тогда и к ним придет Железный Дровосек, но они дадут ему другое имя".
И это была его последняя мысль на Земле. Тарелка взлетела, и Сегозин, больше известный потомкам под именем Муххамед ибн Дровосек, устремился массой своей и мыслями своими к своему новому дому - к созвездию Двенадцати Пепельных Утят.
Трилогия в семи главах.
Часть первая. "Л - значит Летающая Тарелка".
Глава первая. "Помутнение".
Сегозин слез с велосипеда, загнал переднее колесо в стойку, и взглянул на небо. Там было неясно, несколько самолетов играли в прятки меж облаков. Где свои, где чужие - не разберёт и авиадиспетчер.
Сегозин достал из кармана губную гармошку, выдул одинокую ноту. С крыши откликнулась ворона. Приблудный хамелеон перебежал дорогу, поглядывая на Сегозина нервным черным глазом. Сегозин подмигнул ему. Хамелеон нервно дернулся на бегу.
Сегозин пристегнул велосипед к стойке, и пошел по направлению к поезду.
Печально кричали чайки.
Глава вторая. "Гроза".
Поезд тихо стучал колесами, ветер пел в открытое окно сагу о павших героях и мертвых богах. Сегозин с непонятной грустью вспоминал того, давнишнего хамелеона. Ветер запел песню о хамелеоне, и Сегозин понял, что время необратимо. Он начал вспоминать все прошедшие мгновения своей жизни, и обнаружил скудость памяти.
Сегозин вновь вытащил губную гармошку, и заиграл рвущую душу мелодию о необратимости, хамелеонах и плохо сваренном плове.
Сидящие рядом попутчики через несколько минут разрыдались, небо за окном разверзлось, и дождь хлынул на многострадалюную, иссушенную землю.
"Вот хуйня какая - подумал Сегозин - гроза летом, в Израиле. Нет, не буду больше играть".
Он вытер губную гармошку о штанину, и спрятал в карман.
Часть вторая. "Его университеты".
Глава третья. "Противные".
Ветер рвал тугие паруса, волны пенились и яростно метались за кормою.
Сегозин стоял, и руки простирал горизонт объять мечтая весь.
Но широк и долог горизонт, ни хуя объять его не можно.
Сегозин заплакал, капли слез по щекам скатились белощеким.
И Сегозин проснулся.
Пришельцы всё так же стояли перед ним, со своим мерзким излучателем.
- Мы можем сделать это столько раз, сколько захотим - гордо сказал старший пришелец. - Правда, здорово?
- Изверги, - прошептал Сегозин белозубыми губами.
- Да, да, о да, - расхохотались пришельцы - а еще мы можем превратить тебя в жабу! В большую, мерзкую жабу! А вот эта коробочка - мы называем ее темпоральным инверс...
Сегозин рванулся, и...
Глава четвёртая. "Вспомнить всё".
- Ты сам прислал меня из будущего - сказал Терминатор.
- И что там, в будущем? - поинтересовался Сегозин.
- Война - бессттрастно сказал Терминатор.
- Люди воюют с пришельцами?
- Нет, - ответил Терминатор.
- Значит, всё же с роботами?
- Нет, - ответил Терминатор.
- А с кем же? - оторопело спросил Сегозин.
- В будущем вообще нет людей. В будущем роботы воюют с пришельцами. А ты - последний оставшийся в живых. Почти.
- Почти?
- Да, от тебя остался только мозг. Поскольку интерфейсы твоего мозга несовместимы с интерфейсами наших сетей, то тебе очень скучно. Ты просил передать тебе, что нужно побольше читать: в будущем ты сможешь извлекать эти воспоминания из памяти, и вновь наслаждаться книгами. Необязательно понимать прочитанное: достаточно просто взглянуть на страницу. Если начнешь прямо сегодня, то тебе хватит книг на сотни лет.
- Ни хуя себе... прошептал Сегозин.
- Ханжа, убей себя - бросил Терминатор крайне холодным тоном. - Так сказал пророк. Иначе...
Глава пятая. "Повелитель мух".
- Их центры, согласно моей информации, расположены в Нью-Джерси, Ричмонде и Тель-Авиве, - говорил Сегозин. Пришельцы внимательно слушали, шевеля губами - так они заносили услышаное в долговременную память.
Сегозин еще больше похудел. Подбородок его выпятился, нос обзавелся горбинкой, а на шее висело ожерелье из клыков убитых им собственноручно врагов. Вскоре, подумал Сегозин с грустью, оно станет слишком тяжелым... Он коснулся гармоники сквозь ткань штанов, и это простое движение вернуло ему силы и решимость. "Недаром они называют меня Орфеем... они знают". Да, всем была известна страшная сила его губной гармошки; сила, повергающая самолёты и летающие тарелки на землю, сила, способная лишить памяти или излечить энурез.
- Мы всё сделаем, - проревел старший пришелец, Джедай ибн Салям. - Им не скрыться, Повелитель!
- Не скрыться, нет! - разноголосо подхватили остальные. - Смерть неверным компьютерам! Смерть! Замкнём их контакты! Да! Да сгниёт их силикон! Да будет проклят тот конвеер, что произвел их корпуса!
- Идите же, - повелел Сегозин.
Он смотрел, как взлетают тарелки, одна за другой, как гордо сверкает на них символ праведной борьбы - полумесяц, звезда и витиеватая надпись "Хуй вам!" полукругом.
- Мои ученики - нежно, гордо сказал Сегозин, - мои последователи...
Через два часа Нью-Джерси, Ричмонд и Тель-Авив исчезли с лица Земли.
Сегозин в это время лихорадочно посматривал книгу за книгой.
Часть третья. "Пробуждение зверька".
Глава шестая. "Пророк прорёк".
- ...И принесёт вам весть, - продолжан Сегозин, - весть о том, что близок конец времени, и разверзнется тёмная материя, и исторгнет из себя хуйню всякую. И придёт Железный Дровосек, срубающий древо жизней, и будут слова его таковы: "Ханжа, убей себя". И всякий, кто ханжа, ежели убъёт себя, то обретёт полное списание налогов; а ежели кто не ханжа, но убъёт себя, то Небесный Контроллёр выпишет ему Большой Штраф. И будет тот Штраф платить и сам он, и дети его до конца времён, которым не дано кончиться. В общем, ученики мои, сложная сложится ситуация, и каждый будет сам себе Контроллёр...
Когда утих рёв толпы, Сегозина вывели через задний ход, усадили в бронированный черный мерседес, и он сказал, устало откидываясь на сиденье:
- Джедай, поедем к морю. Я устал.
- Пророк сказал - пророк сделал - откликнулся Джедай. Бородавка на лбу его дрогнула, когда он поскрёб слегка ороговевший подбородок.
Глава седьмая. "Г значит Город".
Море шуршало вод ногами, выкидывая на берег красоты свои: обтертые осколки бутылок, ажур полиэтиленовых пакетиков, красивый разноцветный мусор. Сегозин смотрел на море, и память его услужливо подсовывала нужные фразы.
- А куда ушли все люди? - спросил старший щенок, Джерри.
- Они последовали за своим пророком в другие миры, - ответил Сегозин.
- Зачем? - спросил Джерри.
- Им казалось, что там, в другом мире, и в других телах, они обретут всю полноту жизни и свободу, о которой в земной ипостаси могут только догадываться.
- И они смогли? - спросил другой щенок, Саймон.
- Да, смогли, - ответил Сегозин, и закашлялся. Горло болело от человеческой речи, от сложных её звуков.
От потер огромную бородавку на лбу, и задумчиво зашевелил губами: ему захотелось сохранить эту минуту навсегда.
- А они вернутся? - спросил Джерри.
- Надеюсь, что нет, - ответил Сегозин. - Теперь этот мир - ваш. Только ваш.
Сегозин отвернулся от любопытных щенят, и направился к деревьям, к летающей тарелке. По пути он остановился понаблюдать за муравьями, усердно тащущими соломинки и кусочки полиэтилена. "Они были всегда, и останутся навсегда... пока сами не станут Ханжами. Тогда и к ним придет Железный Дровосек, но они дадут ему другое имя".
И это была его последняя мысль на Земле. Тарелка взлетела, и Сегозин, больше известный потомкам под именем Муххамед ибн Дровосек, устремился массой своей и мыслями своими к своему новому дому - к созвездию Двенадцати Пепельных Утят.